Введение. Архитектурные символы страны
Когда мы с вами начинаем говорить о какой-то стране или городе, в голове обычно сразу вспыхивает условная «лампочка», выхватывающая из темноты нашей памяти нужный символ. Давайте попробуем: Америка – Статуя Свободы, Париж – Эйфелева башня, Испания – Храм Саграда де Фамилиа Антонио Гауди.
Нетрудно заметить, что архитектурные символы-ассоциации обычно опережают все прочие, которых тоже немало (гастрономические, культурные, политические и другие): Америка – кока-кола, Франция – шампанское, Греция – Илиада и Одиссея, Испания – Дон Кихот и так далее.
То есть архитектура не единственный, но, пожалуй, самый яркий символ, который первым приходит на ум и тиражируется на миллионах сувенирных магнитиков. Удивительно, что эти три символа, о которых мы говорим, принадлежат одному времени, который мы можем условно обозначить как стык девятнадцатого и двадцатого веков. В это время среди многих людей и особенно деятелей культуры царили настроения перемен. В искусстве эти перемены вылились в новый стиль «модернизм».
Все эти движения происходили примерно в одно время во всех странах. Статую Свободы парижане задумали как подарок на столетие американской конституции. В 1876 году на первой всемирной выставке, прошедшей за океаном, в Америке, статуя была представлена в эскизах, а построена позднее, в 1886 году. Важную роль сыграл инженер Гюстав Эйфель, разработавший конструкции и сделавший основные расчеты. Статуя станет символом новой, сильной и самостоятельной Америки. Всего через несколько лет Эйфель на Всемирной выставке в Париже, в 1899 году представит башню, которая должна была быть временной и не имела названия, просто «трехсот метровая башня». Но в результате стала постоянным символом Парижа. Пожалуй, что тоже нового: Парижа времен расцвета буржуазной Франции. И наконец, ровно в то же время, в 1874 году у каталонцев возникла идея строительства Храма, посвященного Святому Семейству. К 1882 году проект приобрел реальные черты, благодаря щедрым пожертвованиям, на которые был приобретен участок земли и смене архитектора. Проектом начал руководить Антонио Гауди. Строительство было начато в 1882 году, Храм стал символом новой Испании и Каталонии, хотя строительство до сих пор не закончено.
Все эти совпадения не могут быть случайными. Они отражали кипящий котел идей, мыслей и теорий того времени, управляющий действиями передовых художников и инженеров. Если постараться выразить все это одним словом, то этим словом будет: модернизм.
Для всего мира этот стиль принес идею обновления, а для Испании в целом, и в особенности для Барселоны, стал магнитом, притягивающим в город миллионы туристов.
Sagrada familia
Модернизм. Краткая историческая справка
Сегодня мы с вами говорим о модернизме. Так называют его сейчас, когда стиль оформился, а на стыке двух предыдущих веков, когда так называемое новое искусство только начинало свое шествие по Европе – его называли по-разному во всех странах. Art nouveau, art deco, secession, модерн.
Началом принято считать те нововведения и порядки, которые британский художник и интеллектуал Уильям Моррис ввел среди своих коллег и учеников. Описывать художественное течение довольно сложно, но вот, что обычно выделяют: отрыв от старых традиций.
Даже не отказ от классики, а, скорее, протест против рутины и обыденности. Дело в том, что централизация авторитетов (королевская власть, академия художеств), практически не оставляла никакого пространства для творчества и для развития. Приемы, отработанные до мелочей и ремесла, сведенные до уровня скучных поделок – уже не устраивают новое поколение.
Их манят новые возможности керамики, тканей, многообразие появляющихся материалов, красителей. В ходу всякий отрыв от скучной реальности: экзотика Востока, влияние этнических мотивов. Новые образы женщины и «женственного» весьма далеко отходят от привычных образов материнства и идеалов скромности – Саломея, Юдифь, Вирсавия, героини Оскара Уайлда, запечатленные графиком Одри Бердслеем, откровенные скульптуры Родена и других мастеров вносят в искусство абсолютно новый взгляд на отношения полов.
Волнистые плавные линии, орнаменты, использование довольно сложных восточных и других сюжетов служат той же идее – больше нового, странного, непривычного. Искусство все еще оставалось меценатским, но переставало быть закрытым и аристократическим. Класс буржуазии рассматривал пафос, позолоту и блеск (которых в модернизме вдоволь, благодаря Густаву Климту, Альфонсу Муха и другим), как необходимые условия искусства, но недостаточные: буржуазии также хотелось иметь что-то особенное, сформировать свой стиль, а не копировать предыдущие аристократические стили прошлых времен, поэтому меценаты поддерживали художников и архитекторов в их желании, иногда почти безумном, искать новые границы и рубежи в искусстве.
Легко сказать: обратимся к экзотике, природе, деревьям и цветам. К их разнообразию в линиях, формах и оттенках. Это превосходно звучащий манифест и протест против скуки и рутины академизма.
Но представьте себе здание, где нет ни одного прямого коридора, все внутри устроено как лесной лабиринт, все окна и двери имеют разные размеры, материалы используются только натуральные и дорогие, – такие как мрамор, ценные породы дерева, мозаика и цветное стекло. Не нужно быть строителем или архитектором, достаточно хоть раз в жизни сделать ремонт, чтобы понять: над таким проектом должны работать мастера, ибо все требует немалого ручного труда и искусства. А стоимость работ будет заоблачной.
Не удивительно, что Саграда Фамилиа до сих пор не достроена. Но ведь не только она. Те, кто бывал в Вене и Штирии, наверняка знакомы с архитектурой Фриденсрайха Хундертвассера, который также считал идеальным жильем сугубо индивидуальные, «природные» строения.
Таков Рогнер Бад Блюмау – уникальный комплекс, сказочная страна Хоббитания, с коридорами-норами, термальными комплексами и настенной живописью. Мы с женой несколько раз отдыхали в этом отеле в Штирии, хотя просто отелем назвать его язык не поворачивается. Комплекс приносит очень приличный доход, но первоначальный замысел архитектора до сих пор не завершен. Нужны большие средства, ибо ни одна деталь не повторяется.
Хундертвассер даже носки на левой и правой ногах носил не одинаковые. Когда у него интересовались, почему носки разные, он в ответ спрашивал: «А почему у вас одинаковые?». Все индивидуальное и штучное обходится дорого, поэтому очень многие достижения архитекторов модернизма так и останутся гигантским воплощением героического духа художников того времени и щедрости разбогатевшего нового класса буржуазии. Которые вряд ли удастся повторить в ближайшее время в наш век практичного и скучного потребления. И чтобы проникнуться духом модернизма, временем пафоса, отрыва и полета, временем, когда казалось, что все возможно и все впереди – надо ехать в Барселону, например.
Началом принято считать те нововведения и порядки, которые британский художник и интеллектуал Уильям Моррис ввел среди своих коллег и учеников. Описывать художественное течение довольно сложно, но вот, что обычно выделяют: отрыв от старых традиций.
Даже не отказ от классики, а, скорее, протест против рутины и обыденности. Дело в том, что централизация авторитетов (королевская власть, академия художеств), практически не оставляла никакого пространства для творчества и для развития. Приемы, отработанные до мелочей и ремесла, сведенные до уровня скучных поделок – уже не устраивают новое поколение.
Их манят новые возможности керамики, тканей, многообразие появляющихся материалов, красителей. В ходу всякий отрыв от скучной реальности: экзотика Востока, влияние этнических мотивов. Новые образы женщины и «женственного» весьма далеко отходят от привычных образов материнства и идеалов скромности – Саломея, Юдифь, Вирсавия, героини Оскара Уайлда, запечатленные графиком Одри Бердслеем, откровенные скульптуры Родена и других мастеров вносят в искусство абсолютно новый взгляд на отношения полов.
Волнистые плавные линии, орнаменты, использование довольно сложных восточных и других сюжетов служат той же идее – больше нового, странного, непривычного. Искусство все еще оставалось меценатским, но переставало быть закрытым и аристократическим. Класс буржуазии рассматривал пафос, позолоту и блеск (которых в модернизме вдоволь, благодаря Густаву Климту, Альфонсу Муха и другим), как необходимые условия искусства, но недостаточные: буржуазии также хотелось иметь что-то особенное, сформировать свой стиль, а не копировать предыдущие аристократические стили прошлых времен, поэтому меценаты поддерживали художников и архитекторов в их желании, иногда почти безумном, искать новые границы и рубежи в искусстве.
Легко сказать: обратимся к экзотике, природе, деревьям и цветам. К их разнообразию в линиях, формах и оттенках. Это превосходно звучащий манифест и протест против скуки и рутины академизма.
Но представьте себе здание, где нет ни одного прямого коридора, все внутри устроено как лесной лабиринт, все окна и двери имеют разные размеры, материалы используются только натуральные и дорогие, – такие как мрамор, ценные породы дерева, мозаика и цветное стекло. Не нужно быть строителем или архитектором, достаточно хоть раз в жизни сделать ремонт, чтобы понять: над таким проектом должны работать мастера, ибо все требует немалого ручного труда и искусства. А стоимость работ будет заоблачной.
Не удивительно, что Саграда Фамилиа до сих пор не достроена. Но ведь не только она. Те, кто бывал в Вене и Штирии, наверняка знакомы с архитектурой Фриденсрайха Хундертвассера, который также считал идеальным жильем сугубо индивидуальные, «природные» строения.
Таков Рогнер Бад Блюмау – уникальный комплекс, сказочная страна Хоббитания, с коридорами-норами, термальными комплексами и настенной живописью. Мы с женой несколько раз отдыхали в этом отеле в Штирии, хотя просто отелем назвать его язык не поворачивается. Комплекс приносит очень приличный доход, но первоначальный замысел архитектора до сих пор не завершен. Нужны большие средства, ибо ни одна деталь не повторяется.
Хундертвассер даже носки на левой и правой ногах носил не одинаковые. Когда у него интересовались, почему носки разные, он в ответ спрашивал: «А почему у вас одинаковые?». Все индивидуальное и штучное обходится дорого, поэтому очень многие достижения архитекторов модернизма так и останутся гигантским воплощением героического духа художников того времени и щедрости разбогатевшего нового класса буржуазии. Которые вряд ли удастся повторить в ближайшее время в наш век практичного и скучного потребления. И чтобы проникнуться духом модернизма, временем пафоса, отрыва и полета, временем, когда казалось, что все возможно и все впереди – надо ехать в Барселону, например.
Барселона – город модернизма
Вслед за Лондоном и Парижем, Барселона сумела стать одним из основных европейских городов по посещаемости туристами, опережая Рим, Вену, Мюнхен, Амстердам и многие другие. Строго говоря, в этом есть что-то странное и, на первый взгляд, даже несправедливое: те, кто бывал в этих городах и имеет опыт культурного туризма – сразу сейчас поймет, что я имею в виду: сравните гигантские исторические кварталы и районы этих грандиозных городов с крошечным готическим центром Барселоны.
А Музей Пикассо? Разве можно его сравнить с образцовыми и превосходящими этот крохотный музей в несколько раз по экспозиции и в сотни раз по запасникам Храмы Искусства в старых городах Европы?
Но дело в том, что Барселона – это новый формат: «музеем под открытым небом» следует считать сам город, причем не столько музеем, сколько атмосферным местом, где находится достаточно пространства и для любителя антиквариата, и для эксперта в области ресторанов, и для ценителей пляжного отдыха. Это такая площадка для хэппенингов и перформансов, постоянно действующая, своеобразная ярмарка, открытая каждый день, а не только по воскресеньям. Немалую роль в создании особой атмосферы этого города сыграли архитекторы эпохи модерна. Одним модернизмом быстро растущую популярность Барселоны объяснить невозможно: из 75 проектов, подготовленных студией Гауди, в Барселоне реализованы только девять (остальные – в других городах и странах; или остались на бумаге).
Да и Барселону в целом нельзя назвать «лицом» архитектуры модернизма. Таким скорее следует считать Ригу, где более трети зданий реализованы в стиле модерн. Возможно, секрет успеха кроется в каком-то особом каталонском духе или в тайне гения Гауди? Ведь не случайно, в испанской интеллигенции была популярна такая идея, что отношение к Антонио Гауди служит барометром политических симпатий: те, кто симпатизируют архитектору и считают его выдающимся мастером – сочувственно относятся к идее отделения Каталонии. И, соответственно, наоборот.
Антонио Гауди был католик, патриот, всесторонне образованный человек и общественный деятель. Он не просто занимался архитектурой – он верил, что Каталония может отстоять свою независимость и стать духовным центром новой Европы – христианским и культурным. Утопия? Но так думал не один Гауди.
Давайте вкратце посмотрим на его коллег: Lluis Domenech i Montaner, чьим Дворцом каталонской музыки я не устаю любоваться: не только архитектор, но и патриот, политик, публицист, написал энциклопедическую Историю Искусств.
Его коллега и ученик, Josep Puig i Cadafalch, – теоретик искусств, входил в парламент, патриот, был главным архитектором Всемирной Выставки в Барселоне 1929 года. То есть это были люди высокообразованные и из влиятельных семей: они не просто строили здания, а имели далеко идущие планы строительства «новой Каталонии». Во всяком случае, пусть через сто лет, но отчасти их мечты сбылись – Барселона становится чем-то вроде неформальной столицы Испании двадцать первого века и одним из главных городов Европы.
А Музей Пикассо? Разве можно его сравнить с образцовыми и превосходящими этот крохотный музей в несколько раз по экспозиции и в сотни раз по запасникам Храмы Искусства в старых городах Европы?
Но дело в том, что Барселона – это новый формат: «музеем под открытым небом» следует считать сам город, причем не столько музеем, сколько атмосферным местом, где находится достаточно пространства и для любителя антиквариата, и для эксперта в области ресторанов, и для ценителей пляжного отдыха. Это такая площадка для хэппенингов и перформансов, постоянно действующая, своеобразная ярмарка, открытая каждый день, а не только по воскресеньям. Немалую роль в создании особой атмосферы этого города сыграли архитекторы эпохи модерна. Одним модернизмом быстро растущую популярность Барселоны объяснить невозможно: из 75 проектов, подготовленных студией Гауди, в Барселоне реализованы только девять (остальные – в других городах и странах; или остались на бумаге).
Да и Барселону в целом нельзя назвать «лицом» архитектуры модернизма. Таким скорее следует считать Ригу, где более трети зданий реализованы в стиле модерн. Возможно, секрет успеха кроется в каком-то особом каталонском духе или в тайне гения Гауди? Ведь не случайно, в испанской интеллигенции была популярна такая идея, что отношение к Антонио Гауди служит барометром политических симпатий: те, кто симпатизируют архитектору и считают его выдающимся мастером – сочувственно относятся к идее отделения Каталонии. И, соответственно, наоборот.
Антонио Гауди был католик, патриот, всесторонне образованный человек и общественный деятель. Он не просто занимался архитектурой – он верил, что Каталония может отстоять свою независимость и стать духовным центром новой Европы – христианским и культурным. Утопия? Но так думал не один Гауди.
Давайте вкратце посмотрим на его коллег: Lluis Domenech i Montaner, чьим Дворцом каталонской музыки я не устаю любоваться: не только архитектор, но и патриот, политик, публицист, написал энциклопедическую Историю Искусств.
Его коллега и ученик, Josep Puig i Cadafalch, – теоретик искусств, входил в парламент, патриот, был главным архитектором Всемирной Выставки в Барселоне 1929 года. То есть это были люди высокообразованные и из влиятельных семей: они не просто строили здания, а имели далеко идущие планы строительства «новой Каталонии». Во всяком случае, пусть через сто лет, но отчасти их мечты сбылись – Барселона становится чем-то вроде неформальной столицы Испании двадцать первого века и одним из главных городов Европы.
Лирическое отступление: Двадцатый век – век покорения неба
Конечно, прогресс и буржуазная цивилизация имеют много достижений, но если говорить о символах, то нетрудно заметить, что они устремлены в небо.
Модернистские архитектурные символы – в буквальном смысле: Эйфелева Башня, Статуя Свободы и Храм Саграда де Фамилия прямо устремлены к небесам – и своей конструкцией и своими размерами и даже своей идеей они бросают вызов небу. В этом, пожалуй, и была воплощена одна из главных идей, объединивших различных художников того времени: идея отрыва от старых школ, от рутины и консерватизма. Если одним словом: идея «нового». Не хотелось «ползать», – хотелось «взлететь», воспарить в небеса.
Статуя Свободы сделана в традициях неоклассицизма, но ее размеры, конструкция, месторасположение – все работает на идею какого-то прорыва к новому и более светлому будущему.
Саграда Фамилия и Эйфелева башня, несмотря на резкую критику современников, несли в себе такой мощный заряд этой идеи прорыва, что стали новыми символами двадцатого века и иконами стиля Франции и Испании.
Этот разогнавшийся модернистский десант заложил основу покорения неба в двадцатом веке: самолеты бороздят небеса, ракеты – космос, спутники свободно парят над планетой.
Юрий Гагарин именно поэтому стал для всей планеты человеком века. Не потому, что, скрючившись, просидел один час сорок восемь минут в тесном отсеке, а потому, что победил земное притяжение и подарил новые надежды, оседлав облака.
Таким же символом двадцатого века стали небоскребы. Первым высотным зданием считают здание Страховой Компании Чикаго, построенное в 1885 году. В нем было всего пятьдесят пять метров, и оно было существенно ниже, например, многих известных соборов и храмов. Но сама идея «бросить вызов небесам» была сразу поддержана самыми лучшими архитекторами.
В1891 году Луис Салливан строит Башню Сент-Луиса, небоскребы появляются один за другим, лифты взмывают в небо. А в 1908 году появляется Зингер-Билдинг, самое высокое строение в мире, 180 метров, выше всего, что строил человек до этого, выше пирамид и соборов. Храм Саграда Фамилиа, безусловно, тоже устремлен к небесам.
Модернистские архитектурные символы – в буквальном смысле: Эйфелева Башня, Статуя Свободы и Храм Саграда де Фамилия прямо устремлены к небесам – и своей конструкцией и своими размерами и даже своей идеей они бросают вызов небу. В этом, пожалуй, и была воплощена одна из главных идей, объединивших различных художников того времени: идея отрыва от старых школ, от рутины и консерватизма. Если одним словом: идея «нового». Не хотелось «ползать», – хотелось «взлететь», воспарить в небеса.
Статуя Свободы сделана в традициях неоклассицизма, но ее размеры, конструкция, месторасположение – все работает на идею какого-то прорыва к новому и более светлому будущему.
Саграда Фамилия и Эйфелева башня, несмотря на резкую критику современников, несли в себе такой мощный заряд этой идеи прорыва, что стали новыми символами двадцатого века и иконами стиля Франции и Испании.
Этот разогнавшийся модернистский десант заложил основу покорения неба в двадцатом веке: самолеты бороздят небеса, ракеты – космос, спутники свободно парят над планетой.
Юрий Гагарин именно поэтому стал для всей планеты человеком века. Не потому, что, скрючившись, просидел один час сорок восемь минут в тесном отсеке, а потому, что победил земное притяжение и подарил новые надежды, оседлав облака.
Таким же символом двадцатого века стали небоскребы. Первым высотным зданием считают здание Страховой Компании Чикаго, построенное в 1885 году. В нем было всего пятьдесят пять метров, и оно было существенно ниже, например, многих известных соборов и храмов. Но сама идея «бросить вызов небесам» была сразу поддержана самыми лучшими архитекторами.
В1891 году Луис Салливан строит Башню Сент-Луиса, небоскребы появляются один за другим, лифты взмывают в небо. А в 1908 году появляется Зингер-Билдинг, самое высокое строение в мире, 180 метров, выше всего, что строил человек до этого, выше пирамид и соборов. Храм Саграда Фамилиа, безусловно, тоже устремлен к небесам.
Антонио Гауди
Антонио Гауди сегодня не будет героем наших заметок. Для этого нужна отдельная статья. Но пару слов я скажу, чтобы в вашей памяти не остался Гауди как чудак, служащий приманкой для туристов, который умер, не заметив трамвай.
На самом деле Антонио Гауди с ранних лет был очень умным, целеустремленным и отлично успевавшим и по математике, и по гуманитарным наукам учеником. Семья была далеко не из бедных, отец имел мастерскую, где Гауди с детства очень многое научился делать руками и работать с разными материалами. С двумя своими лучшими друзьями детства он страстно интересовался историей Каталонии и разработал удивительно детальный проект реконструкции старого цистерцианского монастыря Поблет, находящегося поблизости.
Еще удивительнее то, что почти все эти планы со временем реализовались. Лично я много слышал об этом монастыре, потому что, если вы хотите купить в Испании приличный пино нуар, – это сделать нелегко, а вот на землях этого монастыря, который с самого начала имел французские традиции виноделия, такое вино делать умеют. Сейчас проект Abadia de Poblet очень успешен, вина известны и поддерживает бодегу их владелец, всем известная корпорация Codorniu. Вино это я покупал постоянно, но, конечно, не знал, какую важную роль в жизни Гауди играл Поблет.
Монастырь принадлежал государству, но мальчиков это совершенно не смущало: ведь это были руины. Вся Каталония лежала в таких развалинах и сердца людей жаждали возрождения.
Так что выбор профессии архитектора нельзя считать случайным для Гауди, хотя по тем временам, даже учитывая достаток семьи, – это был безумный выбор. Чтобы стать архитектором, в общей сложности нужно было учиться десять лет и это было дорогое обучение. А семья только что оплатила учебу старшего брата Гауди на врача. Но отец продал принадлежащие семье земли и поддержал Антонио.
Влияние Гауди на каталонцев было очень велико. Время Гауди – сложное время, время неистовой католической веры, жизни среди старых зданий и храмов, время, когда служили Богу, искусству, Каталонии и народу, но никто не кланялся капиталу, фабрикам или прогрессу.
В Барселоне трамваям никто не собирался уступать дорогу, – главным был человек. Пешеходы часто даже нарочно заставляли водителей резко тормозить.
Гауди погиб вовсе не из-за старческой беспомощности, а скорее от привычки и уверенности, что водитель трамвая, как обычно, будет вынужден уступить дорогу идущему каталонцу.
Antoni Placid Guillem Gaudi i Cornet: годы жизни 1852-1926.
Возможно, для Гауди было благом не дожить до того момента, когда разговоры о независимости Каталонии умолкли, политический режим вынудил многих коллег Гауди покинуть страну, а автомобили и трамваи вытеснили пешеходов на обочину.
На самом деле Антонио Гауди с ранних лет был очень умным, целеустремленным и отлично успевавшим и по математике, и по гуманитарным наукам учеником. Семья была далеко не из бедных, отец имел мастерскую, где Гауди с детства очень многое научился делать руками и работать с разными материалами. С двумя своими лучшими друзьями детства он страстно интересовался историей Каталонии и разработал удивительно детальный проект реконструкции старого цистерцианского монастыря Поблет, находящегося поблизости.
Еще удивительнее то, что почти все эти планы со временем реализовались. Лично я много слышал об этом монастыре, потому что, если вы хотите купить в Испании приличный пино нуар, – это сделать нелегко, а вот на землях этого монастыря, который с самого начала имел французские традиции виноделия, такое вино делать умеют. Сейчас проект Abadia de Poblet очень успешен, вина известны и поддерживает бодегу их владелец, всем известная корпорация Codorniu. Вино это я покупал постоянно, но, конечно, не знал, какую важную роль в жизни Гауди играл Поблет.
Монастырь принадлежал государству, но мальчиков это совершенно не смущало: ведь это были руины. Вся Каталония лежала в таких развалинах и сердца людей жаждали возрождения.
Так что выбор профессии архитектора нельзя считать случайным для Гауди, хотя по тем временам, даже учитывая достаток семьи, – это был безумный выбор. Чтобы стать архитектором, в общей сложности нужно было учиться десять лет и это было дорогое обучение. А семья только что оплатила учебу старшего брата Гауди на врача. Но отец продал принадлежащие семье земли и поддержал Антонио.
Влияние Гауди на каталонцев было очень велико. Время Гауди – сложное время, время неистовой католической веры, жизни среди старых зданий и храмов, время, когда служили Богу, искусству, Каталонии и народу, но никто не кланялся капиталу, фабрикам или прогрессу.
В Барселоне трамваям никто не собирался уступать дорогу, – главным был человек. Пешеходы часто даже нарочно заставляли водителей резко тормозить.
Гауди погиб вовсе не из-за старческой беспомощности, а скорее от привычки и уверенности, что водитель трамвая, как обычно, будет вынужден уступить дорогу идущему каталонцу.
Antoni Placid Guillem Gaudi i Cornet: годы жизни 1852-1926.
Возможно, для Гауди было благом не дожить до того момента, когда разговоры о независимости Каталонии умолкли, политический режим вынудил многих коллег Гауди покинуть страну, а автомобили и трамваи вытеснили пешеходов на обочину.
Antoni Gaudi
Почему Каталония, а не Испания
В модернизме Испания не особо отличилась. Вы скажете: как же так? А Пабло Пикассо, Сальвадор Дали, Хоан Миро и Антонио Гауди, которых знает весь мир. Но дело в том, что последние трое – каталонцы. Пабло Пикассо родился в Малаге, имеет итальянские, точнее, как и Христофор Колумб, генуэзские корни по матери и слишком длинный список своих имен. Но и он еще в возрасте «юноши пылкого» с семьей переехал в Барселону, именно там учился в Школе Изящных Искусств. Продолжил обучение в Мадриде, но опять вернулся в Барселону. Именно в Каталонии он обзавелся друзьями, сформировал свой стиль и именно оттуда отправился завоевывать Париж. Как известно, от Каталонии до Парижа и Европы рукой подать – и физически, в километрах по карте и ментально, в идеях по духу. Каталонцы как губка впитывали приходящие идеи из Европы. Ведь у модернизма были предшественники, которые намного раньше объявили бой «официальному, королевскому, академическому» застою в искусстве и в жизни: прерафаэлиты в Англии и импрессионисты во Франции. Так что Каталония к рывку была готова. А Испания в целом – нет.
Почему же Испании в конце девятнадцатого века было не до модернизма? Как мы писали в наших более ранних заметках, богатство и имперский размах сыграли с Испанией дурную шутку, ведь у безмерного богатства есть и оборотные стороны.
Колониальная могучая Испания содержала большой флот и армию. Церковь, дворянство, королевский двор были богаты и управляли половиной мира, но народ был беден и перемены к худшему уже ощущались. Америка из Золушки все больше превращалась в конкурента.
Поэтому когда Куба в 1895 году начала свой сто пятьдесят девятый (в общем, далеко не первый), мятеж против Испании под руководством Хосе Марти, экономические интриги вокруг сахара и табака, усиленные политическими амбициями Америки, не готовой уже дарить куски пирога и терпеть унижения от Испании, привели к войне.
Численное превосходство армии и флота было на стороне Испании, но это было кажущееся превосходство. Флот был в основном торговым, военные суда были устаревшими. Из современных судов был всего один броненосец (у американцев четыре), и 15 крейсеров (у американцев двадцать два).
Вооружены они были хуже американских, а подготовка испанских команд и вовсе была плачевной, пожинали на лаврах былых времен. Все это привело к обидным поражениям и довольно странной войне, учитывая, – где тогда была Испания («Царица Морей и Владычица Мира» в глазах современников и своих собственных), и где Америка («всякий сброд, сбежавший из родных мест в поисках лучшей жизни»): американцы быстро, в течение нескольких месяцев, нанесли сокрушительные поражения испанцам и на суше, и на море.
В некоторых сражениях американцы просто потопили все суда испанцев, а свои потери исчисляли парой матросов, в которых попали шальные пули.
Испания подписала обидный Парижский мир, практически потеряв свои последние колонии. Сказать, что Испания была разочарована и растеряна – ничего не сказать.
Осмысление 1898 года и выход страны из полного морального упадка занял довольно много времени. Тех интеллигентов, которые учились и формировались в эти годы, назвали потом «поколение 1898» и это было не слишком оптимистичное поколение.
Королю Альфонсо Тринадцатому было в те годы всего двенадцать лет и его юность тоже вряд ли можно считать безоблачной. Да и дальше все было не просто: уныние, обида и разочарование – царили в обществе. Выход искали в критике власти, причем довольно радикальными методами: анархистами при правлении Альфонсо Тринадцатого были убиты четыре премьер-министра. На самого короля было совершено покушение прямо в день его свадьбы.
Экстремисты хотели решить проблемы страны террором. К сожалению, террор не способствует развитию искусств, и Испания в этот исторический момент просто не могла быть активно вовлечена в модернизм. А Каталония – могла.
Почему же Испании в конце девятнадцатого века было не до модернизма? Как мы писали в наших более ранних заметках, богатство и имперский размах сыграли с Испанией дурную шутку, ведь у безмерного богатства есть и оборотные стороны.
Колониальная могучая Испания содержала большой флот и армию. Церковь, дворянство, королевский двор были богаты и управляли половиной мира, но народ был беден и перемены к худшему уже ощущались. Америка из Золушки все больше превращалась в конкурента.
Поэтому когда Куба в 1895 году начала свой сто пятьдесят девятый (в общем, далеко не первый), мятеж против Испании под руководством Хосе Марти, экономические интриги вокруг сахара и табака, усиленные политическими амбициями Америки, не готовой уже дарить куски пирога и терпеть унижения от Испании, привели к войне.
Численное превосходство армии и флота было на стороне Испании, но это было кажущееся превосходство. Флот был в основном торговым, военные суда были устаревшими. Из современных судов был всего один броненосец (у американцев четыре), и 15 крейсеров (у американцев двадцать два).
Вооружены они были хуже американских, а подготовка испанских команд и вовсе была плачевной, пожинали на лаврах былых времен. Все это привело к обидным поражениям и довольно странной войне, учитывая, – где тогда была Испания («Царица Морей и Владычица Мира» в глазах современников и своих собственных), и где Америка («всякий сброд, сбежавший из родных мест в поисках лучшей жизни»): американцы быстро, в течение нескольких месяцев, нанесли сокрушительные поражения испанцам и на суше, и на море.
В некоторых сражениях американцы просто потопили все суда испанцев, а свои потери исчисляли парой матросов, в которых попали шальные пули.
Испания подписала обидный Парижский мир, практически потеряв свои последние колонии. Сказать, что Испания была разочарована и растеряна – ничего не сказать.
Осмысление 1898 года и выход страны из полного морального упадка занял довольно много времени. Тех интеллигентов, которые учились и формировались в эти годы, назвали потом «поколение 1898» и это было не слишком оптимистичное поколение.
Королю Альфонсо Тринадцатому было в те годы всего двенадцать лет и его юность тоже вряд ли можно считать безоблачной. Да и дальше все было не просто: уныние, обида и разочарование – царили в обществе. Выход искали в критике власти, причем довольно радикальными методами: анархистами при правлении Альфонсо Тринадцатого были убиты четыре премьер-министра. На самого короля было совершено покушение прямо в день его свадьбы.
Экстремисты хотели решить проблемы страны террором. К сожалению, террор не способствует развитию искусств, и Испания в этот исторический момент просто не могла быть активно вовлечена в модернизм. А Каталония – могла.
Дом Бальо
Заключение
Если вы заинтересуетесь модернизмом и наберете в поисковике ruta del modernisme, «дорога модернизма», вы получите массу ссылок на Барселону и Каталонию, где полагают, что модернизм и Каталония – синонимы.
А вот другие города Испании, в которых тоже есть что посмотреть: Валенсия, Новельда, Картахена – следует искать в разделах ruta europea del modernisme или art nouveau – их берет под свое крыло европейский модернизм. В любом случае, с какого бы города вы не начали свою «охоту» на испанский модернизм, атмосфера и архитектура этих городов вас не разочарует.
А вот другие города Испании, в которых тоже есть что посмотреть: Валенсия, Новельда, Картахена – следует искать в разделах ruta europea del modernisme или art nouveau – их берет под свое крыло европейский модернизм. В любом случае, с какого бы города вы не начали свою «охоту» на испанский модернизм, атмосфера и архитектура этих городов вас не разочарует.
Cartagena Art Nouveau
Также рекомендуем к прочтению:
Барселона: творения архитектора Антонио Гауди
Барселона: все достопримечательности Старого Города и Готического квартала
Барселона: годы борьбы за самобытность, независимость и процветание
Испанский менталитет. Как формировалось испанское самосознание?
Испанская Картахена - древний город-порт и столица art nouveau
Барселона: творения архитектора Антонио Гауди
Барселона: все достопримечательности Старого Города и Готического квартала
Барселона: годы борьбы за самобытность, независимость и процветание
Испанский менталитет. Как формировалось испанское самосознание?
Испанская Картахена - древний город-порт и столица art nouveau
Автор статьи - Дмитрий Кесадов.
Об авторе: Дмитрий Кесадов много лет живет в Испании. Имеет образование энолога. Интересуется сам и старается заинтересовать читателей вопросами вина, виноделия, гастрономии, истории и культуры Испании.
